Включить свет в аэропорту
- Ирина Халип
- 25.07.2025, 20:27
Пожалуйста, дождитесь. Мы вернемся.
В изгнании, не чувствуя почвы под ногами, каждый из нас цепляется за что-то свое. Одни – за воспоминания, другие – за старые фотографии, чудом брошенные в рюкзак во время торопливых сборов, третьи – за плюшевую игрушку, которая много лет сидела в углу дивана в минской, или слуцкой, или борисовской квартире. Я цепляюсь за голоса друзей, оставшихся в Беларуси.
Звоню им и прошу рассказывать. Сама себе напоминаю того грузинского израильтянина из «Мимино», который спрашивал Валико Мизандари по телефону: «Расскажи, в Телави мост построили?» Я тоже спрашиваю. Конечно, и про улицы, и про кафе, и про книжные магазины, и про цены на Комаровке. Но главное – про жизнь. Я сверяю наши часы: мы все еще вместе, мы понимаем друг друга, мы в одном часовом поясе, мы по-прежнему думаем об одном и том же? К счастью, да. Хотя не все и не со всеми.
«У вас там совсем другие интересы, что ли? – говорит моя подруга, отсидевшая на Окрестина, но оставшаяся в Беларуси. – Нас здесь, поверь, совершенно не интересует, кому там Стрижак что-то рассылает. Мы не интересуемся тем, куда исчезла Мельникова, — мы вообще не знаем, кто это. У нас совершенно иные проблемы, нежели внутривидовая борьба каких-то структур за пределами Беларуси».
То же самое говорят и другие мои друзья, которым я стараюсь звонить регулярно, чтобы не потерять связь с реальностью. Потому что Беларусь и то, что там происходит, — это и есть единственная реальность. Остальное — иллюзия. Потому и пытаются те, кому отчаянно не хватает дома, создавать параллельную, искусственную, иллюзорную реальность, чтобы чувствовать себя живыми. Но она не имеет ничего общего с жизнью в Беларуси.
Мне всегда неудобно спрашивать друзей, страшно ли им. Мне кажется это чем-то неприличным: сидеть в безопасности, зная, что полицейская машина не несет угрозы, а звонок в дверь – это всего лишь сосед или курьер, — и спрашивать минчанина, страшно ли ему. И все равно спрашиваю. Но они, оставшиеся, спокойно отвечают: «Да, страшно. Да, за детей страшно. Да, страшно под утро, если за дверью шум. Боимся ли мы? Очень боимся. Смирились ли мы? Нет».
Смириться — это не значит замолчать. Смириться — это принять и даже полюбить то, что происходит. Варлам Шаламов махал кайлом на Колыме, но не смирился. И «Колымские рассказы» стали самым страшным свидетельством ГУЛАГа. А если бы отказался от работы или начал кричать «долой Сталина!» — был бы убит, закопан в безымянной могиле, и никто бы никогда не прочитал его книгу. Точно так же и наши друзья, оставшиеся дома, — машут кайлом, но не смирились. Их не слишком волнуют пресс-релизы правозащитников о том, что очень скоро истекает срок давности для участников августовских маршей по статье 342, — есть в УК и другие статьи для революционеров. Они знают, что каждый день рискуют. Они стали осторожнее: не высказываются вслух, не носят красно-белые одежды, не выставляют свечки в окнах.
Берегут себя, ведь именно они потом, когда все закончится, будут такими же свидетелями ГУЛАГа. Политзаключенные, конечно, рассказывают и продолжат рассказывать о том, что происходит в тюрьмах и колониях, но вне решетки точно такой же лагерь, только с горячей водой и айфонами. И те, кто в нем уже пять лет, тоже будут однажды свидетельствовать в судах. Они лучше нас знают, во что превращается жизнь человека, который пока еще не арестован, но живет там, где это может произойти в любую минуту. И все эти минуты они проживают в состоянии готовности номер один, с максимальной степенью концентрации. И при этом ухитряются помогать друг другу и тем, кто вышел из внутреннего периметра ГУЛАГа. Обмениваются тайными знаками, ходят секретными маршрутами, используют неведомые шифры и коды — и продолжают помогать, поддерживать, балансировать, не давая друг другу упасть.
И еще одну важную задачу они ставят перед собой: дождаться нас. С советских времен бродят в народе анекдоты про последнего остающегося в стране, который должен будет выключить свет в аэропорту. Но у наших – тех, кто остался, — задача противоположная: включить свет. Открыть дверь потерявшему ключи, проветрить дом перед возвращением тех, кто здесь когда-то жил, встретить на пороге с горячим чаем и сказать: «Наконец-то! Теперь мы снова все вместе, и все здесь, и так будет всегда».
Пожалуйста, дождитесь. Мы вернемся.
Ирина Халип, специально для Charter97.org